Новорожденный, зарисовка

[right-one-in]

Название: Новорожденный
Автор: Анна Швеллер
Фандом: True Blood
Пейринг: Годрик/Эрик
Жанр: PWP?
Рейтинг: R
Дисклаймер: Герои мне не принадлежат, из их использования не извлекаю коммерческой выгоды
Саммари: Годрик обратил Эрика.
Комментарии: написано для  Mathilda Vandermar

Отныне путь в Вальхаллу для него закрыт. И не будет ни наполненного светом пиршественного зала, ни пышногрудых валькирий с рыжими косами, ни кубков с пенящимся пивом и блюд с жареным мясом. Он не увидит лик Одина и не будет пировать бок о бок с прославленными воинами, вспоминая великие победы. Он был так близко, что почти увидел яркий свет и услышал музыку, но потом ворота захлопнулись и распахнулись другие – ворота в вечную тьму, которую он увидел в глазах мальчишки.
Эрику казалось, что он задыхается, пусть теперь ему не нужно было дышать. Он резко дернулся, выныривая из забытья, привычным движением попытался нащупать меч, но сильные руки удержали его, заставляя снова опуститься на землю. Было темно, а он видел так хорошо, словно днем. Над ним нависло мальчишеское лицо с лучистыми глазами и теплой улыбкой.
– Я уже умер? – спросил Эрик, едва ворочая языком и пытаясь оглядеть окружавшую его непроглядную тьму.
Все, что он помнил – это боль, темнота и руки, которые держали его.
– Умер и возродился, – с улыбкой сказал юноша.
Его лицо было так близко, что Эрик должен был почувствовать дыхание на своих губах. Но никакого дыхания не было. Он все еще плыл в густом тумане, а давящая темнота и пустота путали мысли.
– Теперь я твой товарищ, смерть? – спросил Эрик.
– Зови меня Годрик, – мягко сказал юноша и погладил его по щеке.
– Годрик, – повторил Эрик, пробуя это имя на вкус. – Мне нравится… Ты красивый…
– Ты тоже, – сказал Годрик с неприкрытым восхищением, – и скоро станешь очень сильным.
Эрик не чувствовал силу, вообще ничего не чувствовал. Он повернул голову, пытаясь оглядеться, и наконец понял:
– Я под землей?
– Пришел день, и нужно было укрыться от солнца.
Эрик дернулся, пытаясь подняться, и уперся ладонями в земляной потолок, но Годрик снова заставил его лечь. В маленьком теле таилась неведомая сила, с которой Эрик не мог справиться.
– Я должен выбраться отсюда! – в панике воскликнул он.
Теперь когда он понял, что заточен в земляном мешке, погребен заживо, снова показалось, что он задыхается, легкие сжимает железный кулак, земля забивается в рот.
– Успокойся, – Годрик держал его без особого труда, тесно прижимаясь к его телу, словно любовник, и шептал на ухо, – скоро солнце зайдет, и ты встретишь первую ночь новой жизни.
Эрик опять рванулся, пытаясь освободиться от объятий Годрика и выбраться наружу. Он никогда и ничего не боялся в жизни, бросался на врагов с голыми руками, разрывая глотки, круша их головы, он был самым сильным и свирепым воином, а теперь превратился в маленького мальчика, который испугался темноты. Годрик обнимал его нежно, но уверенно.
– Не борись с этим, – уговаривал он, – забудь то, что ты знал раньше. Позволь себе измениться.
Эрик посмотрел на него безумными глазами. Он не боялся смерти, но боялся этой новой жизни, и что-то внутри него отчаянно сопротивлялось, его тело не хотело меняться, оно жаждало глотнуть воздуха, взглянуть на отблески заходящего солнца, прежде чем навсегда уйти во тьму.
– Не бойся ничего. Я буду с тобой, – улыбаясь, проговорил Годрик, и погладил его висок.
Эрик посмотрел в его глаза и понял, что в безопасности. Он доверился этому мягкому голосу, перестал бороться и отпустил все, что связывало его с прошлой жизнью.
А потом пришла боль, равной которой он не знал. Ни удары топором, ни порезы меча, ни укусы волков не могли сравниться с ней, выкручивающей суставы, дробящей кости и выворачивающей его тело на изнанку. Он бился и кричал, раздирая свои губы отросшими острыми клыками. Годрик терпеливо гладил его по лбу, утирал кровавые слезы, как сиделка у постели тяжелобольного, что-то шептал на ухо успокаивающим голосом, и даже в том кровавом в тумане боли, Эрик его чувствовал, цеплялся за него, как за единственное, что связывало его с этим миром, не давая остаться во тьме одному. Он умирал во второй раз, чтобы возродиться. Это длилось почти вечность. Пока где-то там высоко над ними не зашло солнце.
Годрик обхватил Эрика за пояс, приподнимая, прижал к себе и взлетел вверх, пробивая толстый слой земли, расшвыривая ее во все стороны. И снова опустил Эрика на так и незажженный погребальный костер, туда, где впервые его укусил. Факелы давно погасли, тела мертвых товарищей по-прежнему лежали на полянке, но они больше не волновали Эрика. Он вцепился в Годрика, словно боясь, что тот уйдет и оставит его одного. Годрик снова посмотрел на него с восхищенной и гордой улыбкой – он выбрал этого воина в тот самый момент, когда впервые увидел на поле брани и решил, что должен разделить с ним вечность. С легким щелчком появились клыки, и он накинулся на шею Эрика, впиваясь в то самое место, где уже заросли маленькие ранки, оставленные прошлой ночью. В этот раз он не стал осушать его досуха, просто глотнул немного крови и оторвался от шеи. Его искаженное жаждой лицо было прекрасно, темная кровь текла по подбородку, и Эрика мутило от ее тяжелого влекущего запаха. Ему не терпелось попробовать. Годрик прокусил свое запястье и поднес руку ко рту Эрика. Густые капли закапали ему на лицо. Собственные клыки появились так естественно, будто всегда были у него во рту, он лишь провел языком, чтобы почувствовать, какие они острые и гладкие, жадно облизнулся и припал к свежей ране. Он жадно глотал, захлебываясь кровью, и она наполняла его тело изнутри жидким пламенем. Ни самое лучшее вино, ни сладкое местечко между женских ног не могли сравниться с этим вкусом. Теперь Эрик познал, что такое настоящий голод, который будет испытывать всегда, голод, который может утолить только кровь. Он пил и пил, наполняясь ею, она заползала в него, и там, где прежде была только боль, появлялась сила. Эрик оживал с каждым глотком, чувствуя, как кровь течет по жилам, как срастаются сломанные кости и рассеченная плоть. Каждый запах и звук этой ночи обострился, окружая его, сливаясь в одно целое и снова разбиваясь на кусочки. Эрик слышал, как глубоко под землей копошатся черви, как на окраине леса волк раздирает убитого олененка, запах которого лишь слегка будил аппетит. А еще дальше в лагере люди готовятся ко сну, живые теплые люди, полные вкусной крови, которую Эрику не терпелось попробовать. Но только не сейчас – в этот момент ему хотелось лишь поглощать Годрика, снова сливаясь с ним в единое существо, которым они стали прошлой ночью. Теперь боли не было. Только жизнь, наслаждение и бессмертие. Годрик отнял руку от его рта, приподнялся и посмотрел на Эрика с хищным удовлетворением, потом наклонился и начал облизывать свою кровь с его губ. Эрик почувствовал вкус их смешанной крови. Он лизнул верхнюю губу Годрика, потом нижнюю, коснулся кончика языка, а потом припал ко рту так жадно, будто хотел проглотить целиком. Они с Годриком ласкали друг друга языками, кусали губы зубами и клыками, снова смешивая кровь. Его новое тело хотелось не только крови, и это желание было даже сильнее голода. Вино, женщины и битвы не дурманили Эрика так, как кровь Годрика, его сильное гибкое тело, покрытое причудливыми рисунками, ничто не могло сравниться с этим потребностью обладать им и покоряться всеми возможными способами. Они пропитались запахами друг друга, смешали свои соки, но этого по-прежнему было мало. Кровь новорожденного кипела, бурлила и пела. Она была живой и капризной. Это был древний и нерушимый закон, которому он не мог сопротивляться. Эрик всегда был таким же неутомимым в любви, как и на поле битвы, а сейчас все, что он чувствовал при жизни, умножилось, стало ярче, сильнее, как будто у него появилось еще несколько тел, которые разрывало от вожделения, множество рук, губ, языков ласкали чужое тело, вбирали его вкус и запах, но этого все равно было мало.
Годрик чувствовал, чего он хочет. Оторвавшись от Эрика, он довольно улыбнулся, поднялся на ноги и скинул штаны. Он сделал это так быстро, что человек успел бы лишь моргнуть, а Эрику хватило времени всласть налюбовался, как соблазнительно двигается его тело, изгибается шея, как покачивается висящий на шнурке амулет, и ему все больше нравилось то, что он видел. Он хотел этого, так сильно, что разделся еще быстрее. У его нового тела появились замечательные способности. Годрик одарил его насмешливой улыбкой, Эрик обнял его за шею, притягивая к себе и целуя в губы. Снова они припали друг к другу, как соскучившиеся любовники после долго разлуки или неопытные мальчишки, впервые испытывавшие влечение. Их кожа была холодной, но внутри все кипело, будто запертый в клетке зверь рвался наружу. Они сплетались обнаженными телами, кусались, пили кровь друг друга, царапали ногтями по спине и плечам. Раны тут же затягивались и появлялись новые. В первую ночь их союза погребальный костер превратился в ложе любви. Годрик сидел верхом, сжимая бедра Эрика сильными ногами, по лицу и по груди текла кровь, глаза горели голодом и страстью. Он был так желанен, Эрику казалось, что не сможет жить, если не получит все, если не иссушит его до капли, и не позволит выпить поглотить себя. Он был мертв, но алчная плоть жила своей жизнью. Эрик впился в губы Годрика исступленным поцелуем, обхватил его за пояс и перевернул на спину, наваливаясь сверху. Его член был таким холодным и твердым, словно превратился и камень, но Эрик никогда прежде не был настолько живым и не хотел никого так сильно. Удивительно и странно в нем сочеталось то, что он помнил о прежней жизни, и чувствовал теперь. Для него не осталось ничего запретного и неприступного. При жизни ему не доводилось обнимать мускулистые мужские плечи, гладить широкую спину и гладкую грудь, это было так ново, так сладко, и ему нравилось. Эрик провел кончиками пальцев по татуировке под ключицами Годрика, хотелось впиться клыками в ямку под горлом. Тот потянулся за его рукой, будто соскучившись по ласке, обнял руками за плечи, привлекая к себе. Мальчишеское лицо, исказившись страстью, выглядело старше. Эрик знал, что за свою долгую жизнь Годрик никогда этого не делал, и испытал острое самодовольство. Он знал, что никогда не покорит это дикое и необузданное создание, но сейчас был так к этому близок. Годрик был похож на огонь, который он пытался удержать в ладонях. Непочтительно подхватив его под коленками, Эрик опрокинул его на спину и опустился на колени между раздвинутых ног. Его создатель выглядел, как мальчишка, и обладал невероятной силой, но сейчас позволил овладеть собой. Годрик непристойно обхватил Эрика бедрами, впуская в свое тело, и снова прижался губами ко рту. В нем не было ни капли покорности или смятения, он не чувствовал ни боли, ни стыда. Крепко сжимая ногами бедра Эрика, Годрик яростно двигался и, насаживаясь на его плоть. Он забрал смерть Эрика, его душу, его кровь, а теперь еще повелевал его телом. Эрик еще не забыл, как это бывало – пот и жар, липнущая кожа, сбитое дыхание. Сейчас не было ничего этого, но он знал, что ни один человек не способен познать подобную близость и наслаждение. Он как будто вывернулся наизнанку, укутывая Годрика в свое тело, поглощая его в себя, и позволяя ему завладеть собой, врастая в него, сливаясь с ним, превращаясь в кровь, текущую по их жилам, снова и снова разжигая и утоляя голод. Это больше, чем страсть, чем похоть и телесное удовольствие – они связывали себя друг с другом чем-то большим, чему Эрик не знал названия, но чувствовал всем своим новым существом. Только теперь Эрик понял, что такое жизнь, и какой драгоценный дар преподнес ему Годрик. Он вечно будет за это благодарен.
– Теперь все, – удовлетворенно сказал Годрик, когда успокоившись, они лежали рядом. – Ты полностью изменился. Тебе понравится эта жизнь.
Повинуясь мимолетной нежности, Эрик погладил его пальцами по щеке. Она была гладкой и холодной, но ему казалось, что он почувствовал тепло. Наверное, оно шло оттуда, где раньше билось сердце. Отец, брат, сын… Так говорил Годрик, но этих слов не хватало, чтобы назвать то, чем они стали друг для друга этой ночью.
– Теперь пора на охоту, – сказал Годрик, поднимаясь и протягивая ему руку, – пойдем, я тебя всему научу.
Эрик крепко стиснул его ладонь и поднялся следом. Не заботясь о том, чтобы одеться, они скрылись в лесу, с быстротой молнии устремляясь на сладкий запах человеческого тела. Весь мир раскрылся перед ними в своей беззащитной красоте, оставалось только прийти и взять то, что они пожелают. Эрик знал, что теперь не станет жалеть об утраченной Вальхалле. Та жизнь, что подарил ему Годрик, намного лучше.